Из полярных корифеев о возможной судьбе Русанова
первым высказался сам Нансен, к мнению которого все заинтересованные лица не
могли не прислушиваться. Полярные пути-дороги Нансена и Русанова в первый раз
почти пересеклись вблизи норвежской радиометеостанции на мысе Финнесет у южной
окраины современного Баренцбурга на Шпицбергене. Значение этой едва не
состоявшейся встречи Нансен понял, когда до него дошли слухи об исчезновении
Русанова, и пожалел, что не смог переубедить упрямого русского. Думаю, что
последнее сомнительно по двум причинам — Русанов едва ли поделился с ним своими
намерениями да и едва ли поддался уговорам. Не тот случай и не та личность…
По мнению Нансена, «Русанов возымел несчастную идею,
что благодаря впадающему в море Гольфстриму на востоке севернее Новой Земли
должны находиться открытые водные пространства, которые и представляют самый
верный и легкий путь к сибирским берегам. Он, очевидно, упустил из виду, что
опыт прошлых лет указывает как раз обратное… С тех пор никто больше не слыхал
об экспедиции. Быть может, судно было затерто льдами и стало дрейфовать на
север, где и погибло, подобно "Святой Анне” — судну другой русской экспедиции
под руководством Брусилова, в том же году застрявшего во льдах Карского моря…
Этот год был отмечен целым рядом несчастных
экспедиций. Погибла германская экспедиция Шредер-Шранца, затем две русские
экспедиции — Русанова и Брусилова, а еще одна русская экспедиция терпела
бедствие на Земле Фран-ца-Иосифа, но эту экспедицию в конце концов удалось
спасти.
Многовато для одного года! Причина этих неудач,
по-видимому, в господстве уэлмановского газетного духа времени (как я назвал бы
это), преуменьшавшего действительные трудности полярных экспедиций» (1938,
с. 374–376).
Расшифруем отдельные положения, высказанные Нансеном,
поскольку то, что было очевидно для его современников, спустя век уже требует
пояснений. Начнем по порядку.
Во-первых, откровенно говоря, суждения Нансена по
поводу открытой воды севернее Новой Земли на пути в Сибирь и противоположного
опыта прошлых лет просто непонятны — не мог же он не знать о многочисленных
плаваниях своих земляков, норвежских зверобоев, от которых и стало известно впервые
о необычной ледовой обстановке на севере Карского моря. Во-вторых, оба
исследователя — и Русанов, и Нансен, высказываясь по поводу одной и той же
проблемы, не обладали всей полнотой необходимой информации, и уже поэтому
ожидать совпадения в их суждениях невозможно. В-третьих, дрейф «Святой Анны»
имел самое непосредственное отношение к поискам Русанова, а также к взглядам
Русанова на ледовый режим Карского моря.
Летом 1912 года, то есть практически одновременно с
Русановым, капитан «Святой Анны» Г. Л. Брусилов в своем стремлении пройти по
Северному морскому пути вошел в Карское море через Карские Ворота к югу от
Новой Земли (наиболее сложный вариант по Русанову), и у берегов Ямала попал в
смертельную ловушку. Дрейфом льдов беспомощное судно буквально поволокло в
Центральный Арктический бассейн, откуда в конце концов из всего экипажа уже на
Земле Франца-Иосифа к людям вышло всего два человека, которые и рассказали о
том, что произошло.
Такое развитие событий оказалось полной неожиданностью
для современников, и трагический финал обрел мистический оттенок. В самом деле
— из четырех предшествующих известных случаев дрейфа («Димфна» и «Варна» — в
1882–1883 годах, «Мечта» — в 1900-м и «Бельгика» — в 1907-м) он проходил или на
юг вдоль побережья Новой Земли, или по часовой стрелке с выносом в Карские
Ворота. Тогда не знали, что система дрейфа на юге Карского моря не остается
постоянной. В 1912 году она оказалась разомкнутой, одновременно с усилением
северной составляющей, что и решило судьбу «Святой Анны».
В недавнем прошлом проверка теории практикой в
условиях Арктики нередко оплачивалась человеческими жизнями, как это произошло
в конце концов и с самим Русановым, даже если он подтвердил правоту своих
научных взглядов выходом к Таймыру… Однако развитие событий на Таймыре было за
пределами его теоретических разработок и остается тайной, не поддающейся пока
разгадке. Он превзошел по степени проникновения в природный процесс самого
Нансена. Отметим, что последние русановские находки были сделаны всего в 350
километрах восточнее Диксона, совсем немного по арктическим понятиям. Однако
любой опытный полярник со стажем или полярный историк напомнит, как один из
спутников Амундсена погиб всего в четырех километрах от жилья на острове
Диксон, когда у него за спиной осталось восемьсот, — Арктика способна
нарушить самые логические построения и доводы, это несомненно.
Фраза «этот год был отмечен целым рядом несчастных
экспедиций» не случайна, ибо нансеновский перечень был неполным. Трагические
события одно за другим преследовали первопроходцев и на другом конце планеты в
Антарктиде, где в полном составе погиб при возвращении с Южного полюса отряд
Скотта, а немного позже та же участь постигла большую часть отряда Дугласа
Маусона. Такой трагический период занял несколько лет и объяснялся тем, что со
старыми подходами и техническим оборудованием (собачьи упряжки и моторно-парусные
суда) полярники пытались решать новые задачи, для которых многократно
испытанные заслуженные средства уже не годились. В сложившейся ситуации люди
буквально надрывались, когда малейшая оплошность становилась непоправимой и
вела к фатальному исходу. На общем мрачном фоне особую роль приобретал
человеческий фактор, значение которого в каждом отдельном случае проявлялось
по-своему и с трудом поддается оценке, как это, видимо, было и у Русанова.
|