К этой теме Русанов возвращался неоднократно, мечтая о
том времени, когда поморы «научатся строить крепкие ледовые суда, тогда им
действительно понадобится и Карское море, и Новая Земля, и Земля Франца-Иосифа
и Шпицберген. Тогда придет пора, во-первых, объявить Карское море, усиленно
теперь эксплуатируемое норвежцами, закрытым для иностранных промышленников,
нашим внутренним морем; взять всю Новую Землю в наши руки; в-третьих, включить
Землю Франца-Иосифа в район наших промыслов» (1945, с. 283) и т. д. В 1929
году было решено срочно заняться Землей Франца-Иосифа, но (похоже, с подачи
Самойловича) начать здесь не с промыслов, а с науки — с организации здесь
советской полярной станции, с годами выросшей в обсерваторию. Эта полярная
научно-дипломатическая операция возвестила о появлении в высоких широтах еще одного
преемника русановских дел в лице О. Ю. Шмидта, честолюбивого и способного
администратора, талантливого ученого-математика и опытного альпиниста,
продемонстрировавшего свои способности на Памире в экспедиции 1928 года. По его
же собственному признанию, он согласился возглавить поход на пока ничейный
архипелаг в качестве правительственного комиссара, когда «выяснилось, что
экспедиция на Землю Франца-Иосифа потребует не больше двух месяцев (при удаче),
а с подготовкой похода на Памир… выходили затруднения» (1956, с. 44). Однако
как старый член партии, известный «в верхах» по работе в ЦСУ и своей разработкой
финансовой системы Советской России в годы Гражданской войны, он был утвержден
в должности правительственного комиссара, несмотря на отсутствие какого-либо
полярного опыта, а ученые и опытные полярники Визе и Самойлович были назначены
в качестве его заместителей — для последнего с учетом его роли в экспедиции
1928 года это было очевидным понижением, хотя он и оставался директором
Института по изучению Севера. Поход на Землю Франца-Иосифа, как и постройка
нашей станции в бухте Тихой (остров Гукера), в конечном итоге решили
государственную принадлежность архипелага и неоднократно описаны в нашей
литературе, обычно без упоминания роли предвидения Русанова в этих событиях —
дело историка воздать ему должное, что забыли сделать Белов, Пинхенсон и даже
Пасецкий. Факт остается фактом — Русанова давно уже не было в живых, а его идеи
из области полярной дипломатии не просто существовали, но осуществлялись на
практике.
Самое время рассказать о результатах воплощения в
жизнь замыслов Русанова на примере Карских экспедиций на западном отрезке
Северного морского пути, где его идеи в развитие полярного мореплавания
проявились наиболее отчетливо. Количество судов, перевозивших грузы для Сибири
(и, соответственно, вывозивших в основном лес, некоторые руды, пушнину), здесь
возрастало год от года: 1900–1909 годы-8, 1909-1919-й-37, 1920–1929 годы — 67,
причем по мере увеличения движения судов увеличился и навигационный период
(когда суда могли находиться в Карском море) с 35 дней в начале 20-х годов до
73 на рубеже 20-30-х годов. Рост грузовых операций потребовал создания новых
портов — Усть-Енисейского и Игарки на Енисее и Нового Порта в Обской губе, где
грузы с морских судов перегружались на баржи с буксирными пароходами. Все чаще
для проводки караванов привлекались ледоколы.
Карские экспедиции для своего дальнейшего развития
потребовали обобщения всех накопленных научных сведений, что и сделал Н. И.
Евгенов в первой «Лоции Карского моря и Новой Земли», увидевшей свет в 1930
году, включая прогнозы ледовой обстановки — наиболее сложный элемент обеспечения
ледовых операций, на основе наблюдений полярных станций и воздушной ледовой
разведки. Возможности последней, по Русанову, определялись пределами
визуального обзора из корзин судовых аэростатов. Кроме Нагурского, нашего первого
арктического пилота, никто не мог предвидеть появления достаточно мощных
винтокрылых машин с большим радиусом действия уже в самом ближайшем будущем.
Разумеется, вклад Русанова в освоение и изучение
Российской Арктики продолжал работать на страну и дальше, о чем разговор пойдет
отдельно — во всяком случае, по времени он не ограничился лишь 20-ми годами
прошлого века. Его достоинства научного стратега не раскрылись из-за
преждевременной гибели. Собрав огромный материал, гораздо более значительный,
чем у своих предшественников, он просто не успел его обработать и
сформулировать идеи на будущее во всем их объеме, хотя уже сделанного им
хватило на десятилетия для целой дивизии исследователей разных направлений:
геологов, гляциологов, картографов и географов как эпохи уничтожения «белых
пятен» на карте России, так и тех, что перешли к изучению природного процесса в
высоких широтах планеты. Ограничимся только указанными научными дисциплинами.
Русанов за пять полевых сезонов на архипелаге своими
исследованиями подвел теоретическую базу будущим исследователям Новой Земли,
которые могли уверенно приступать к геологическому картированию, с которого начинается
современный поиск в геологии. Одновременно встал вопрос о соотношении
геологических структур, слагающих архипелаг в трехмерном пространстве.
Дальнейшие работы в этом направлении были выполнены
геологами Всесоюзного Арктического института и других организаций, которые
подготовили к XVII Международному геологическому конгрессу в Ленинграде в 1937
году под руководством наиболее компетентного специалиста в своей области профессора
Михаила Михайловича Ермолаева геологическую карту Новой Земли в масштабе 1:2,5
000 000 на весь архипелаг целиком. Однако еще десятью годами раньше видные
специалисты-геологи Сергей Владимирович Обручев и Мария Васильевна Кленова при
высадках с экспедиционного судна «Персей» установили на юге архипелага наличие
так называемого антиклинория — совокупности складок, образующих выпуклый изгиб
с погружением в толще слагающих пород в направлении к Маточкину Шару. Подобное
образование было вскоре выявлено и на крайнем севере Новой Земли к югу от мыса
Желания, с погружением оси также по направлению к Маточкину Шару. Между этими
тектоническими элементами южнее Маточкина Шара находилась, очевидно, зона синклинория
с относительно молодыми породами, характерными для верхов палеозоя с возрастом
перми (всего 230–280 миллионов лет тому назад), о чем знал еще академик
Чернышев. Таким образом, плоская картина, нарисованная Русановым и
детализированная в значительной мере Ермолаевым, усилиями последнего и его
коллег стала обретать пространственный трехмерный характер. К сожалению,
последующее детальное геологическое изучение архипелага на десятилетие было
прервано как бесперспективное с точки зрения полезных ископаемых промышленного
значения и, как показало будущее, достаточно неоправданно. Позднее здесь были
обнаружены медные, марганцевые и полиметаллические месторождения, при
благоприятной конъюнктуре способные обрести промышленное значение.
|