Автор: Э.П. Зиннер
Книга
«Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых» задумана как
систематизированный свод многочисленных известий о Сибири, содержащихся в
записках западноевропейских авторов XVIII столетия. Она продолжает
хронологически капитальный труд академика М. П. Алексеева «Сибирь в известиях
иностранных путешественников и писателей» (Иркутск, два издания, 1932 и 1941
годы), доведенный до конца XVII столетия. Хотелось и здесь сохранить принципы
освещения материала, принятые академиком М. П. Алексеевым: краткое вступление
с основными биографическими и историографическими сведениями, перевод текста
того или иного известия, снабженный обстоятельными комментариями. Но обилие
материалов, наличие больших, порой многотомных трудов западноевропейских
авторов о Сибири в XVIII веке потребовало иной структуры исследования. Возникла
необходимость выделения из огромного материала отдельных лаконичных отрывков,
наиболее показательных, на наш взгляд, для данного автора и наиболее ценных как
исторические источники., Такие отрывки, восполняющие пробелы в имеющейся литературе
по истории Сибири, вмонтированы в текст обзоров-глав, где приведены некоторые
сведения об авторах и дано краткое изложение содержания их трудов.
Сибирские
известия западноевропейских ученых и путешественников XVIII века отличаются от
материалов предшествующих столетий не только количеством, но и качеством. Они
не только научно более основательны и глубоки, соответствуют состоянию естественных
наук эпохи просветительства, в них не только значительно меньше материала
легендарного, но прежде всего видно, что характерный для предшествующих
столетий эмпирический характер подбора материала и фактов (при котором,
естественно, 'грань между сказочным, фантастическим и достоверным стирается)
сменяется систематизацией, основанной на совершенно новой философской,
социологической и исторической концепциях. Путешественник XV—XVII веков
фиксировал — порой в причудливой, случайной последовательности или, вернее,
непоследовательности — все, что видел или, чаще, слышал, не заботясь особенно о
строгой исторической и логической связи, пренебрегая отсутствующими звеньями.
Не случайно один из биографов Н. Витсена заявляет, что единственным принципом
группировки многочисленных сведений о Сибири в труде голландского ученого,
очевидно, был принцип последовательности поступления тех или иных материалов.
Отсюда множество повторений, беспорядочное расположение известий об одном и
том же предмете в различных частях книги.
Иное
дело в материалах XVIII века. Ученый-просветитель собирает факты уже в
определенной системе, руководствуясь, в частности, учениями Гоббcа, Локка, Гарингтона,
Гучисона, Монтескье, Вольтера, Руссо, Дидро об «естественном состоянии
человечества», об «естественном праве». Принцип всеохватывающего энциклопедизма,
присущий всему научному познанию эпохи Просвещения, находит место и в
многочисленных известиях западных путешественников о Сибири. Хаотичность изложения
материала в труде Витсена сменяется уже у Страленберга стремлением
систематизировать материал в виде «словаря», в виде своеобразной «сибирской
энциклопедии».
В
соответствии с общим направлением просветительской научной мысли расширяется и
кругозор исследователя, диапазон его интересов. Увлечение отдельными экзотическими,
чаще всего легендарного происхождения, подробностями сменяется вниманием к
реальным общественным и хозяйственным отношениям.
Новый
взгляд на факты и новый принцип их обобщения заставлял путешественников XVIII
века смотреть на сибирскую жизнь иначе, чем их предшественники. Сибирь,
казавшаяся когда-то многим страной жестокой природы, населенной фантастическими
существами, в восприятии ученого-просветителя становится бурно развивающейся и
процветающей страной, которая не так уж отличается от других вполне
цивилизованных стран земного шара или имеет даже перед ними многие преимущества:
жители здесь еще не развращены цивилизацией и по своим моральным качествам,
своей неиспорченностью и естественностью, честностью и трудолюбием превосходят
людей Запада, где царствуют основанные на обмане и насилии, на эгоизме бурно
развивающиеся капиталистические общественные отношения. О добрых нравах
сибиряков много говорят Страленберг и Зиверс, а Джоя Белл увидел вдоль берегов
Ангары много цветущих поселений и с удовольствием созерцал спокойный и красивый
пейзаж, поражающий его взор гармоничной сменой рощ и холмов, обилием хорошо
отстроенных домов и довольным видом поселян.
Приведенные
в книге сообщения и известия чрезвычайно пестры и многообразны. Здесь имеются
рассказы голландца Витсена и англичанина Перри, записи, сделанные шведскими
военнопленными Врехом, Ренатом, Страленбергом, путевые дневники
путешественников-дипломатов Унферцагта и Ланге, известия иностранцев —
участников российских академических экспедиций Мес-сершмидта, Гмелина, Зиверса,
а также оригинальные сообщения французского астронома-аристократа Шапа
д'Отроша, прусского пост-директора Вагнера, сосланного в Сибирь во время
Семилетней войны, или отнюдь не добровольно пожаловавшего сюда драматурга и политического
авантюриста Коцебу и многих других авторов. Все это — люди очень разных
житейских, философских и политических взглядов, люди очень разной судьбы.
Иные из них смотрят на открывающиеся их взору картины сибирской жизни с
любознательностью и дружелюбием, стараясь добросовестно и объективно оценить
все то новое и .необычное для них, что так трудно укладывалось в сознании,
отягощенном грузом западных условностей и традиционных предрассудков. Порой
прибывший с Запада путешественник восхищается мастерством умельцев-бурят, Покрывающих
чудесными узорами металлические предметы, с восторгом рассказывает о
трудолюбии, честности, неиспорченности нравов обитателей Сибири, и тут же с
непонятным упрямством твердит о склонности сибиряков к «лени»—в его представлении
истинным трудом является только труд землепашца, распахивающего где-нибудь в
Англии или Голландии свой крошечный земельный участок, мирно почивающего
вечерами у камелька и слушающего в воскресение красивые и такие непонятные слова
пастора, полный же напряженнейших усилий и неожиданностей труд кочевника-скотовода
кажется ему лишь «баловством», а не трудом. Просветительская ненависть к
произволу царской администрации, к взяточничеству и бюрократизму у
просвещенного Гмеляна мирно уживается в его сознании с типично немецким
верноподданическим чувством смирения — ему кажется, что доведенных нуждой и произволом
до отчаяния восставших бурят следовало бы слегка проучить розгами и это было бы
прежде всего полезно для них самих — они же дети, а жестокий труд 8—10-летних малышей
на сибирских рудниках является для них благодеянием, ибо отвлекает от детских
шалостей.
Конечно,
для сосланных в Сибирь шведских военнопленных или для Вагнера и Коцебу Сибирь
представляется мрачной силой, поломавшей все их жизненное благополучие, в их
словах часто звучат нотки раздражения и враждебности, они вечно недовольны,
вечно брюзжат. Галантный и легкомысленный Шап д'Отрош, воспитанник парижских
великосветских салонов, рисует картины сибирской жизни с присущей истинному
парижанину фривольностью. Но даже в таких очень односторонних и поверхностных,
а то и искаженных суждениях порой сверкают искры подлинности и объективности
— действительность оказывается сильнее предубеждений. И сколько
саморазоблачительной силы в узколобом немецком националистическом чванстве
«добропорядочного» обывателя Вагнера, который с презрением говорит о «дикости»
сибиряков и одновременно не брезгует тем, чтобы спекулировать на их наивности
и легковерии, выставляя себя для всеобщего и отнюдь не бесплатного обозрения
в виде «чудовищного зверя» где-нибудь в провинциальном зверинце. Как бледно на
таком фоне звучат его высокопарные фразы о цивилизации!
Некоторые
из имеющихся в книге материалов уже упоминались в специальной исторической
литературе, но впервые приводятся в полном виде. Часть материалов впервые
вводится в научный обиход, как, например, интересные записки Репье о бурятах.
Из
многочисленных и многотомных трудов иностранцев — участников академических
экспедиций не приводятся материалы, ранее опубликованные в русской печати
(труды Миллера, Георги, Палласа, Штеллера) или изданные в последнее время за
рубежом (например, дневники Мессершмидта. Исключение сделано для «Путешествия
по Сибири» Гмелина, изданного в Геттингене и не переведенного на русский язык.
Как
уже отмечалось выше, приведенные в книге материалы не равноценны, но многие из
них, несомненно, могут быть полезны при изучении истории Сибири как уточнение и
дополнение к имеющимся в ррусских исторических документах сведениям. Они
содержат любопытные бытовые зарисовки и детали, нашедшие впоследствии широкое
отражение в художественной литературе XVIII века (у Галлера, Геллерта,
Вольтера, Руссо, Дефо и других авторов). Сам факт значительного расширения
диапазона европейской литературы Просвещения, усиление в ней интереса к
«экзотическим», в том числе «сибирским» материалам — явление само по себе примечательное,
и оно заслуживает изучения.
|