«Караваны. Из России ежегодно идет большой
караван в Китай; товары, которые берут с собой купцы, в большинстве
случаев состоят из соболей, лисиц, белок, горностаев и других меховых изделий,
затем простыни, полотно и всякие галантерейные товары. Когда караваны
прибывают на китайско-монгольскую границу, их встречают китайские комиссары и
за китайский счет доставляют до столицы Пекина и там три месяца как люди, так
и верблюды содержатся; за это время русские должны продать или обменять свои
товары. По истечении этого времени караван снова конвоируется за китайский
счет. Они выходят из Москвы в зимнее время и возвращаются на третий год,
привозят с собой шелковые и хлопчато-бумажные товары, золото, драгоценные
камни, фарфор и другие вещи; от каковой торговли Россия имеет большую прибыль.
Торгующие в караванах купцы имеют то преимущество, что они торгуют свои товары
не только китайцам, но и в Сибири, и имеют на пути туда в сибирских русских
городах, а на обратном пути с татарами торговлю, выменивая за меха и другие
товары китайский табак (или шар), каковой они также, как и китайские товары,
продают с хорошей прибылью. Мне говорили, если кто-либо свой капитал отдаст на
три года для торговли с Китаем, он ко времени получит в два раза столько же.
Когда идут из России в Китай, оплачивают на каждый рубль стоимости в городе
Верхотурье — 1 гривен, в Тобольске — 1 гривен и в Селенгинске —4 гривны;
напротив, на обратном пути платят не больше 5 копеек с каждого
рубля товара в тех меотах, где его продают. Черные соболя и лисицы не
доставляют в Китай, а только красные и, последние, светлого цвета. Мыло, европейскую
белую и разные сорта турецкой золото-пестрой бумаги, позолоченную кожу берут
также в Китай, маленькие стеклянные бусы различного цвета- и подобные
безделушки, в особенности швейные иглы очень охотно потребляют татары, остяки,
тунгусы и другие язычники; бобровые меха берут монголы; порох и свинец строго
запрещается доставлять татарам в Сибири, хотя они и оплачивают их очень
дорого».
Страленберг
лично знал князя Матвея Петровича Гагарина и дал в своей книге выразительный
портрет этого вельможи, бывшего на протяжении многих лет неограниченным
властителем Сибири и снятого в 1719 году с поста губернатора за
злоупотребления властью, разорение и грабеж. В этом же году велено было
«сказывать в городах Сибирской губернии, что он, Гагарин, плут и недобрый
человек, и в Сибири ему губернатором не быть». Гагарин был предан суду я казнен
в 1721 году в Петербурге.
О
Гагарине Страленберг пишет следующее: «И когда царь впервые разделил
государство на восемь губерний и в каждую назначил генерал-губернатора,
которым отдал ,в аренду губернии с условием, чтобы они сами нашли метод, как
доставить указанную сумму из каждой губернии ежегодно в кассу, к чему он предоставил
им свободу принять вице-губернаторов, ландратов и других служащих по своему
желанию; так можно себе легко представить, как при этом существовала бедная
страна, примером чего особо является Сибирская губерния, которой князь
Гагарин, как генерал-губернатор и арендатор, причинил неописуемые несчастья.
И
когда дал царь остальные губернии в аренду и нашел у Сибирской, что таковая по
своей величине приносит слишком мало дохода, он ее оценил на 200 000 рублей
выше и после этого объявил об ее аренде.
Оная
сначала была предложена Строганову, который, однако, смиренно отказался от
такого пространного дела и предложения милости и при этом дал понять, что все
приобретенное его предками соленым потом и кровью охотнее сохранит для
содержания своей семьи; он к тому же не откажет его величеству и государству
помочь при необходимости в нескольких сотнях тысяч рублей к налогу и подати. И,
значит, никто не принял указанную за Сибирскую губернию сумму, пока некий дворянин
(позже князь) Гагарин не предложил свою услугу.
Когда
он был в Сибирской, именуемой Иркутской, провинции ландсгауптманом или
воеводою, он изрядно изучил случаи делать деньги в Сибири и согласился на эту
кондицию. И, несмотря на то, что он из-за ужасных козней, которые применял в
своем бывшем воеводстве, еще ранее был приговорен к виселице, от которой тогда
освободился отдачей большой суммы денег, которые приобрел в Иркутске, такому
опороченному человеку вся эта губерния была отдана в аренду, так и исход его показал,
как прекрасно он ею управлял».
Страленберг
подробно рассказывает о планах превращения Сибирской губернии в
самостоятельное королевство, якобы разрабатываемых Гагариным, который
стремился с этой целью завоевать расположение простых людей. Когда ему нужно
было набирать рекрутов, он из близко лежащих к русской границе Пермской,
Вятской и Печорской губерний брал в два раза больше, а другие города страны он
щадил, но не забывал брать за это деньги. «Он в Сибири снял свой парик и
одевался в наполовину русское, наполовину немецкое платье, притворялся очень
благочестивым, ежедневно посещал церковь и строго придерживался постов, с
крестьянами при входе и выходе из церкви милостиво разговаривал, обнадеживал
их лучшими временами, и таким просителям всегда давал быстрое решение
обещанием возможной помощи. Так, он не забывал оказывать много добра шведским
пленным и очень беспокоился, чтобы они в своей бедности могли что-нибудь
заработать».
«Далее
Гагарин принял хорошее устройство, чтобы задерживать устные и письменные
донесения из Сибири. Для этого он все дороги между Россией и Сибирью закрыл
хорошими караулами, запрещал путешественникам под угрозой смерти следовать по
ним и оставил открытым только Верхотурский проход, где он поставил одного из
своих близких родственников как верного исполнителя своих приказаний по имени
Траханиотова, который очень старательно наблюдал, чтобы никто без паспорта
губернатора и его письма к долженствующим лицам не проезжал. Если же тот или
иной честный русский.человек возражал против этого, его отправляли в самую
отдаленную провинцию, откуда и нельзя было узнать, куда он делся».
Страленберг
сообщает, что Гагарин организовал военные отряды, создал сибирскую милицию в
составе двух драгунских полков. «Он легко мог создать пехоту и в случае
необходимости мог иметь много шведских пленных в качестве офицеров». Но ему не
хватало ружей и пороха. «Пушек же и принадлежащих к ним ядер было достаточно в
запасе й в работе на сибирских железоделательных заводах». Тогда Гагарин
придумал следующее: «Он послал несколько человек в Бухару (где некоторые реки
содержат немного золотого песку) и закупал его там столько, сколько только мог
достать. И когда собрали около 10 фунтов, он с ними совершил путешествие в
Петербург и доложил царю, сказав, что золотой песок можно найти ближе, чем это
было на самом деле. Но при этом он доложил, что не так легко туда попасть, и
калмыков только силой можно заставить пропустить русские отряды, а он бы
захватил эти места, если ему предоставят для 100 000 человек ружья и амуницию,
и еще мастеров по изготовлению ружей и пороха. Все остальное найдется в самой
Сибири.
Царь,
которому это предложение было очень приятно, оказал ему много милости, обещая
все послать, но этой лисе не особенно доверил, а назначил полковника Бухгольца,
которого Гагарин должен был снабдить всем необходимым для этой экспедиции, что
для Гагарина было тяжелой и неприятной вестью, но он должен был смириться с
тем, что названный полковник вскоре с 300 солдатами вышел из Тобольска, чтобы
занять стоянку на Иртыше, вследствие чего постепенно все интриги князя Гагарина
не только открылись, но он, наконец, был после семикратной пытки приговорен к
заслуженному наказанию, к виселице. Что Сибирь протерпела и как она была
разорена его арендой, очевидно».
Страленберг
оставил также несколько любопытных заметок о нравах и обычаях народов Сибири,
основанных на наблюдениях, сделанных главным образом во время возвращения на
родину. О добром нраве обитателей Сибири он пишет:
«Хотя
русское духовенство применило много усилий, чтобы их обратить в христианскую
веру, оно до сих пор добилось еще мало успехов, так как эти язычники,
во-первых, живут по лесам очень рассеяно и редко находятся постоянно в одном
месте, во-вторых, потому что у них нет книг и письмен и они не понимают
русского языка.
Напротив,
те, что живут в деревнях среди русских, почти все крещены, говорят по-русски и
так, что их невозможно отличить от русских.
При
всем, этом, как бы глупы и простодушны эти язычники ни были, они при этом очень
естественные, искренние и благочестивые люди, которые мало знают о ложных
клятвах, воровстве, блуде, чревоугодии, обмане и тому подобных больших пороках.
Редко найдется среди них такой, который напрасно обвинит кого-нибудь, за
исключением тех, которые живут среди русских христиан, от которых они
постепенно учатся этому.
Последнее,
о чем я сообщил, я могу подтвердить собственным примером. Когда я в 1722 году
после получения известия, что мир на севере заключен, отправился в обратный
путь из города Красноярска, у реки Енисея и расстался с доктором Мессершмидтом,
с которым я совершил путешествие из Тобольска в глубь Сибири, у меня не
осталось спутников кроме шведского мальчика примерно в 14 или 15 лет.
Правда,
мне тогдашним комендантом Красноярска был дан русский проводник, который должен
был меня сопровождать до Тобольска, но оный убежал от меня во время пути и,
значит, я именем бога должен был со своим юным спутником пробираться через
всех этих язычников. Я заставил построить для себя на реке Кемчике плот из
бревен, на котором я проплыл в Чулым, а из оного в Обь. Приказом красноярского
коменданта мне было дано пять гребцов или татар, или язычников.
И
хотя мой проводник удрал, я только показывал тем язычникам свой паспорт во всех
местах, куда я прибывал из одной юрты в другую. Я могу подтвердить, что у меня
не было ни малейших пропаж, что они могли сделать, поскольку я был один и
ночью во время следования спал на плоту, а они иногда, прежде чем я просыпался,
уже три или четыре раза менялись; каковое одинокое путешествие я между
Тобольском и Москвой не хотел бы рискнуть, где бы меня русские разбойники так
свободно не пропустили бы. И когда я у реки Оби по определенным причинам
остановился на 14 дней у остяков и стал у них на квартиру, я все свои немногие
товары, которые вез с собой, открыто держал в хижине, где жило целое
семейство, и не обнаружил ни малейшей пропажи.
Любопытное
происшествие сообщил мне в Тобольске один русский: оный, когда он следовал из
этого места в город Березов, расположенный севернее Тобольска в 12 дней пути,
ночью остановились в остяцкой юрте или хижине; когда он отдалился примерно на
милю, он теряет кошелек, в котором было без- малого сто рублей. Поскольку
здесь дороги объезжаются не так часто, как в Европе, то приходит сын остяка,
бывший на охоте, случайно натыкается на место, где лежит кошелек с деньгами.
Оный его не берет, а приходит домой и сообщает отцу, что он нашел в таком-то
месте. Отец приказывает сыну, чтобы он снова туда пошел и закрыл бы кустом,
чтобы собственник кошелька, если ол когда-либо даст о себе знать, мог бы его
оттуда взять. Этот кошелек лежал там свыше трех месяцев, и когда по истечению
этого времени русский на обратном пути остановился у названного остяка,
который не знал его, и рассказал, как он был несчастлив в пути, обрадовался
остяк и сказал: «Ты ли тот человек, которому принадлежит кошелек? Я пошлю с
тобой своего сына, тот тебе покажет, где он лежит, ты можешь сам его взять».
Такой веры и в Израиле не много найдешь!».
Сказанное
дает нам право утверждать, что вклад, внесенный шведскими офицерами,
находящимися в ссылке в восточных частях России в 20—30-х годах XVIII
столетия, в историю накопления знаний о Сибири значителен. Благодаря стараниям
Мюллера, Рената, Ланге, Страленберга и др. были зафиксированы и частично
обобщены ценные исторические, этнографические, географические и
картографические материалы, которые в противном случае, возможно, были бы
сейчас утеряны. Большой интерес представляют также отдельные наблюдения
пленных шведов о нравах и обычаях народов, населяющих Сибирь, наблюдения,
дополняющие и уточняющие те источники, которые уже вошли в широкий научный
обиход.
|