ЕРМАК И ЕГО СОРАТНИКИ
Большая Ногайская Орда давно
находилась в вассальной зависимости от Русского государства. Но как только в
ходе Ливонской воины обозначился перелом и Россия стала терпеть поражение за
поражением, властитель Орды князь Урус начал проявлять открытую вражду к
русским. Он велел ограбить находившегося в Орде царского посла, а затем объявил
о сборе сил для похода на Русь.
20 февраля 1581 г. Иван IV направил в
Орду нового посланника В. Пелепелицына с дарами. Посольский приказ надеялся
удержать ногайцев от набега и в случае успеха миссии В. Пелепелицына привлечь
на царскую службу собранные отряды ногайцев, с тем чтобы использовать их на
западных границах. Расчеты московских дипломатов не оправдались. В начале мая 1581 г. в столице стало
известно о вторжении 15 тыс. ногайцев из «Урусова улуса».
Ногайские вести встревожили
Грозного. 5 мая 1581 г.
Боярская дума вынесла решение послать нарочных «наскоро на Волгу и до
Астрахани, чтоб волжские казаки над теми людьми (ногайцами), которые пойдут с полоном с Руси,
приходили и над ними промышляли». 28 мая Посольский приказ обратился к Урусу с
посланием. Князю напомнили о разгроме его столицы казаками в 1571 г. в отместку за
сожжение Москвы и дали понять, что теперь все может повториться. Стоит только
царю приказать «вас самих воевать и ваши улусы казаком астраханским и волжским...
и над вами над самими досаду и не таковую учинят. И нам уже нынеча,— многозначительно
писал Посольский приказ,— казаков своих унять не мочно».
Ввиду враждебных действий Орды
Москва фактически предоставила казакам свободу действий в отношении ногайцев.
Результаты не заставили себя ждать. В начале июля князь Урус вызвал В.
Пелепелицына и заявил ему протест по поводу нападения казаков: «Приходили деи
государевы казаки сего лета и Сарайчик воевали и сожгли... И нам то стало за
великую досаду». Московские власти предписали казакам «промышлять» лишь над
теми ногайцами, которые возвращались из набега на Русь, «а на улусы не
приходить», т.е. не переносить военные действия на территорию Ногайской Орды.
Но атаманы знали о вторжении ногайцев в русские пределы и обращались с ними по
законам войны. Они нанесли удар по столице Орды, а затем дважды разгромили
ногайцев на волжских переправах.
В августе 1581 г. 800 ногайских
всадников показались на переправе в районе р. Самары. Они сопровождали В.
Пелепелицына и ногайского посла, направлявшегося в Москву. Волжские атаманы
Иван Кольцо, Савва Волдыря, Никита Пап и другие, не обратив ни малейшего внимания
на протесты царского гонца, разгромили татарский отряд. Бегством спаслись всего
25 чел.
Мирные заверения властителей Орды не
мешали ногайцам продолжать пограничную войну. В те самые дни, когда послы
Уруса ехали в Москву, «ногайские люди Урусова улуса и иных мирз человек с
шестьсот» перешли русскую границу у Темникова и разорили несколько сел. Когда отряд,
обремененный добычей, возвращался от Темникова и Алатыря за Волгу, казаки
подстерегли его на переправе и разгромили. Захватив в этом бою «языка», атаманы
немедленно отправили его в Москву. Московские власти обычно щедро жаловали казаков за доставку пленных, но тут
они поступили иначе. Пленный ногаец, назвавшийся «улусным человеком князя
Уруса», был освобожден, а доставивший его казак объявлен «вором» и обезглавлен
в присутствии татарина.
После сожжения Сарайчика — ханской
столицы — правители Ногайской Орды стали выказывать больше миролюбия. Москва
попыталась использовать наметившипся перелом. Новый царский посланник повез в
Орду богатые подарки. Вслед за тем пленник должен был сообщить Урусу о казни
казака в Москве. Царь потребовал от
Уруса, чтобы он
также казнил «своих воров», грабивших Русь, дабы такие воры — «как наши
казаки, так и ваши казаки — меж нами ссоры не чинили». Посол получил наказ «промышлять» над
атаманом Иваном Кольцом и его сотоварищами, если удастся, поймать их и повесить.
Дело в том, что наступил критический момент в Ливонской войне. Шведы сломали
русскую оборону на северо-западе, захватив «Нарву, Ям и Копорье. Поляки
штурмовали Псков. В такой обстановке Москва была готова любой ценой
предотвратить вторжение ногайцев с юга и не допустить расширения военного
конфликта на южных границах. В дипломатической игре казаки оказались разменной
монетой. Волжские атаманы громили ногайцев не только с ведома, но и по приказу
московских властей. Теперь в Москве постарались забыть о недавней посылке
нарочных к волжским казакам. Действовавших в Нижнем Поволжье атаманов объявили
«ворами», поставленными вне закона несмотря на то, что именно их смелая акция
— разгром Сарайчика — отрезвила властителей Ногайской Орды и удержала их от
дальнейших авантюр.
Сведения об участии ермаковцев в
военных действиях на южных и западных границах имеют исключительное значение
для верной датировки сибирской экспедиции.
По вопросу о хронологии сибирского
похода Ермака были высказаны различные точки зрения. Еще П. М. Карамзин
утверждал, будто Ермак выступил в поход 1 сентября 1581 г. Вслед за И. М. Карамзиным
ту же дату принял С. М. Соловьев. Со временем она стала своего рода аксиомой и
прочно утвердилась на страницах монографий и учебников. Ее приняли известнейшие
исследователи Сибири С. В. Бахрушин, А. И. Андреев, А. А. Введенский, А. А.
Преображенский и др.
Общепринятая хронология опирается на
авторитетные источники — Синодик ермаковым казакам, Тобольскую и Строгановскую
летописи. Тем не менее и эти источники требуют критической проверки.
Синодик, как уже говорилось, был
составлен но приказу Киприана, приехавшего в Тобольск 30 мая 7129 (1621) г.
Казаки из «старой сотни» — ветераны сибирского похода — подали архиепискому
«написание», из которого следовало, что Ермак отправился за Урал в 7089 г., иначе говоря, ровно
за 40 лет до прибытия Кнприана в Тобольск. Указанная ветеранами дата отразилась
как в Синодике, так и в Тобольской летописи С. Есипова. Эта дата была
подтверждена также подлинными челобитными грамотами сибирских казаков 20-х гг.
XVII в. Так, один из сподвижников Ермака тюменский атаман Гаврила Иванов в
своей челобитной грамоте, составленной ранее февраля 7131 (1623) г., упомянул,
что он служил царю Ивану Васильевичу и другим государям «в Сибири 42 года».
Следовательно, Иванов относил начало сибирского похода к 7089 (1581) г. Однако
надо иметь в виду, что тюменский атаман подал челобитную уже после составления
Синодика ермаковым казакам.
Исключительный интерес представляет
челобитная грамота, составленная казаками «старой сотни» в Тобольске после
1633 (7141) г. Атаман сотни Гаврила Ильин н его помощники утверждали в ней, что
служат царю «в Сибири в Тобольске от Ермакова взятия лет по сороку и по
пятидесяти...». Приведенные строки показывают, что у старых ермаковцев в Тобольске
не было под руками письменных документов о сибирском походе и что их хронологические
выкладки носили самый приблизительный характер.
Челобитные сибирских ветеранов при
всей их ценности относятся к разряду сравнительно поздних документов о походе
Ермака. Несомненно большей достоверностью обладают источники, составленные в
начале 80-х гг. XVI в. и непосредственно отразившие события тех лет. Одним из
них является подлинное донесение коменданта Могилева Стравинского Стефану
Баторию.
В конце июня 1581 г. Стравинский сообщил
королю о нападении на вверенную ему крепость царских воевод и поименно
перечислил участников нападения. Последними в его списке значились «Василий
Янов — воевода казаков донских и Ермак Тимофеевич — атаман казацкий».
Указанные сведения были получены литовцами от пленных и отличались надежностью.
Янов служил головой «з донскими и волжскими казаками» до начала 90-х XVI гг.
в. В могилевском походе атаман Ермак был его помощником.
Почти 80 лет назад историк Н. В.
Шляков обратил внимание на то, что Ермак, будучи под Могилевом в июне—июле 1581 г., не мог добраться до
Урала и начать поход с 1 сентября того же года. Н. В. Шляков ограничился этим
замечанием, не проанализировав все источники об экспедиции в комплексе.
Поэтому предложенная им дата похода (1582 г.) не получила признания. Чтобы снять
отмеченное Шляковым противоречие, историки выдвинули остроумную гипотезу об
одновременном существовании нескольких атаманов, носивших одно и то же имя.
«Очевидно,— писал Введенский А. А.,— что было два атамана, называвшихся
одинаково: один Ермак Тимофеевич был атаманом донских казаков на правительственной
службе, другой Ермак Тимофеевич — атаман волжских казаков, которые на положении
вольных и охочих людей попали в пермские вотчины Строгановых. Ошибочность
отождествления Ермака, „воеводы" под Могилевым, с Ермаком, атаманом
волжских казаков, становится очевидной...»
Гипотезу А. А. Введенского следует
признать неудачной, поскольку она полностью противоречит фактам, которые
содержатся в самых ранних и достоверных документах XVI в.
Летом 1581 г. Ермак воевал под
стенами Могилева. Иван Кольцо летом и осенью того же года громил ногайцев в
Поволжье. Посольский приказ зафиксировал этот факт с протокольной точностью. 28
августа 1581 г.
в Москву «прибежали» татары из свиты ногайских послов, ехавших к царю, и
сообщили, что «на Волге казаки Иван Кольцов, да Вогдан Борбоша, да Микита Пан,
да Сава Волдыря с товарищи» погромили ногайское посольство на перевозах под
Сосновым островом. Государев гонец В. Пелепелицын, сопровождавший ногайское посольство,
прибыл в Москву 1 сентября и подтвердил эти сведения. Остается добавить, что
Иван Кольцо, Никита Паи и Савва Волдыря стали главными сподвижниками Ермака в
сибирском походе.
Приведенные факты начисто разрушают
гипотезу об атаманах-двойниках. Если двойник был у главного из атаманов —
Ермака Тимофеевича, то тогда придется признать, что свои двойники были также и
у трех помощников. Иван Кольцо с товарищами воевал с ногайцами в Нижнем
Поволжье, а их двойники в те же самые дни будто бы приближались к уральским
перевалам.
Предположения об атаманах-двойниках
отпадут сами по себе, коль скоро мы откажемся от даты начала экспедиции — 1
сентября 1581 г.
Приведенные выше материалы с полной очевидностью доказывают, что Ермак, Иван
Кольцо и их сотоварищи не могли выступить в поход в это время.
Выявление комплекса ранних и
наиболее достоверных документов позволяет отбросить неверные даты и вместе с
тем выяснить подлинные обстоятельства, сопутствовавшие организации похода.
Вплоть до конца 1581 г. на западных,
северных и восточных границах России не смолкали выстрелы. В то время Ермак
сражался в царских полках, Иван Кольцо — в Поволжье. Ситуация претерпела
разительные перемены после заключения перемирия с Речью Посполитой в начале 1582 г. Впервые за много лет
на западных рубежах воцарился мир. Ермак со своими станицами вернулись с театра
военных действий в Поволжье. С окончанием похода казна перестала выплачивать
им жалованье. «Заслуженные» деньги были израсходованы достаточно быстро, и
боевым казакам пришлось подумать об организации самостоятельной экспедиции.
Такой способ получения средств к существованию был вполне традиционным.
Поздние летописцы утверждал, будто
Ермак и его соратники были вынуждены покинуть Поволжье после того, как их
стали теснить царские воеводы, получившие приказ покончить с «воровством»
казаков на Волге. Подобное утверждение, без всякого сомнения, ошибочно. Подлинные
записи Разрядного приказа показывают, что едва началась зима 1582 г., как в Поволжье в
самом деле двинулись конные и пешие отряды. В апреле «судовая рать» бросила
якорь у Козина острова на Волге. Однако передвижение царских воевод было вызвано
не «воровством» казаков, а совсем другой причиной — восстанием Луговой, а затем
и Горной черемисы. Волнения охватили все Поволжье и отчасти Прикамье. Царское
правительство вынуждено было направить против восставших лучших воевод с
крупными военными силами. Им удалось подавить движение лишь после упорной
трехлетней войны. Начавшееся восстание нерусских народов и прибытие царских
воевод создало положение, при котором казаки могли в любой момент оказаться
менаду молотом и наковальней. В такой ситуации они собрали круг и вынесли
решение отправиться за Урал, в пределы неведомого Сибирского «царства».
В конце Ливонской войны царские
дипломаты проявляли удивительную покладистость в сношениях с ногайцами. Зато
претензии ордынской знати росли изо дня в день. Ногайские феодалы постоянно
грабили пограничные русские уезды, захватывали в плен и продавали в рабство
русских людей. Теперь они вздумали жаловаться на казачьи набеги. В июле 1581 г. Урмагмет-мурза
направил в Москву письмо, в котором утверждал, что «наперед сего Ермак отогнал
с Волги шестьдесят лошадей моих, а летось отогнали с Волги тысячу лошадей».
Доказательная сила обвинений, предъявленных ногайским мурзой Ермаку, была,
по-видимому, недостаточной. Мурза не назвал точного времени нападения Ермака на
его стада в Поволжье. Он ограничился неопределенным указанием па то, что грабеж
имел место «наперед сего». Иначе говоря, набег Ермака мог иметь место за месяц,
за год или даже за несколько лет до подачи Ичалобы. Своп претензии по поводу некогда
случившегося казачьего набега мурза подкрепил требованием выдать ему «Ярмака».
Заметим, что в письме Урмагмет-мурзы фигурирует Ермак, но не Ермак Тимофеевич.
Иначе говоря, в этом случае не удается идентифицировать личность казачьего
атамана с такой же точностью, как и в случае с отпиской Стравинского из Могилева.
С некоторой долей вероятности все же можно предположить, что и тут речь шла о
знаменитом волжском атамане. Запоздалая жалоба мурзы не была отвергнута.
Напротив, Посольский приказ обещал учинить сыск насчет Ермака. Посольские
документы помогают обнаружить источник слухов о его мнимых грабежах на Волге.
Массовые выступления казаков против
феодального гнета в годы Смуты упрочили официозный взгляд на вольное
казачество как па антиобщественную силу, повинную в грабежах и разбое. Этот
взгляд оказал самое непосредственное влияние на развитие легенды о Ермаке.
Ранняя летопись — «Краткое описание
о земле Сибирской», возникшая вскоре после Смуты в 20-х гг. XVII в., сообщала
следующие сведения о начале ермаковской экспедиции. Волжские казаки будто бы
разгромили на Волге царские суда и ограбили послов кизилбашских (персидских),
после чего царь послал против них воевод. Многие казаки были повешены, а другие
«аки волкы разбегошаеи по Волге», 500 из них «побегоша» вверх по Волге, «в них же
старейшина атаман Ермак Тимофеев сын». Благодаря сохранности персидских посольских
дел представляется возможным установить полную недостоверность приведенных
летописных данных о нападении казаков Ермака на кизилбашских послов.
Когда «воровские» казаки напали на их
караван, царь велел посадить на кол казачьего предводителя. Чтобы успокоить
шаха, русские дипломаты заявили, будто царь казнил 400 «воров-казаков». Эта
цифра была невероятно завышена: в разбойных нападениях участвовали, как правило,
небольшие силы. А главное — описанное нападение произошло через три года после
гибели Ермака. Таким образом, прославленный атаман попросту не мог участвовать
в разгроме персидского каравана.
Предания о «грабежах» Ермака
отразились в фольклоре. Но тут они приобрели совсем иной смысл, нежели в
официозных источниках. В XVII в. Ермак был излюбленным героем народных песен и
сказов. Его имя стало на редкость популярным. Лишь к исходу века его несколько
заслонила фигура Степана Разина. Воспоминания о разинских разбойных нападениях на
Волге оказали заметное влияние на развитие легенды о Ермаке. В фольклорных произведениях
начальный этап сибирской экспедиции стал живо напоминать начало разинщины.
Наиболее четко фольклорные мотивы прослеживаются в кунгурских листах «Истории»
С. Ремезова. Ермак поначалу будто бы действовал в «скопе» с 5 тыс. чел. Затем
он уже с 7 тыс. чел. ограбил персидских послов и решил идти в поход на Персию. Царь будто бы послал
стольника Мурашкина вешать «воров». Тогда-то Ермак и дружина задумали «бежать
в Сибирь разбивать». В приведенном рассказе все вымышлено: н имя стольника
Мурашкина, и данные о численности «скопа», и сведения о нападении на персидских
послов.
Предания о Ермаке пополнились
красочными подробностями в записках иностранцев XVII—XVIII вв. Голландец
Николай Витсен, ездивший в Москву в 60-х it. XVII в., проявлял особых! интерес
к личности Ермака и нсторнп заселения Сибири. Он утверждал, будто Ермак был
родом из Мермица: «Отправился он с шайкой на грабеж; па реку Волгу и разбил несколько
стругов, принадлежавших царю, и вот на всех местах по этому случаю было отдано
приказание преследовать Ермака и изловить его. По он с преданными товарищами
.бежал по реке Каме на реку Чусовую. Там жил знатный купец Данила Строганов,
который ничего не зная о прежних разбоях Ермака, или, быть может, в страхе
перед разбойниками, дал им все необходимое, чтобы попытать счастья в Сибири».
Легендарность приведенного текста очевидна.
|