Если Кайгусь — сын
медведя и смертной женщины, то Койотбыль, еще один персонаж кетских «медвежьих
мифов»,— сын медведицы и смертного человека, который был найден ею мертвым в
берлоге и оживлен. Миф о Койотбыле в своей основе принадлежит к мифам
тотемного круга, эволюционировавшим в сторону охотничье-промысловых преданий. В
мифологическом цикле о Кайгусе и о Койотбыле одна фратрия была представлена
медведем или медведицей, другая — человеком, вступившим в брак с этим древним
покровителем охотников.
Ханты, которые жили по
рекам Вах и Васюган, практиковали яркие «медвежьи праздники»; причем во время
пантомимы они подражали крику мифического ворона. Васюганцы считали медведя
человеком, пришедшим навестить их родственником, и называли его «младший
брат-зверь». Ваховцы отводили убитому медведю почетное место, мордой к очагу,
и говорили: «Здравствуй, лесной старик!». Глава праздника «беседовал» с
медведем, выясняя местонахождение лесных зверей. С медведицей разыгрывали
сцену «взятия ее в жены». Затем последовательно зажигали четыре лучины — столько
ночей охотник проводил «у костра медведицы». Приложив к лицу часть срезанных
губ и нос зверя, охотник сам «становился» медведем! Далее новоявленный
«медведь» свистел по-бурундучьи и разыгрывал сцену «медведь и его две старшие
сестры бурундучихи».
Можно вспомнить, что
тотемные предки в таких архаических мифологиях, как бушменская, папуасская,
австралийская, как правило, были разновидовыми существами, хотя и считались
кровными родственниками. В мифах австралийских мункан говорится о приключениях
Женщины — Болотной Утки и ее Братьев-Попугаев, о Женщине — Болотной Рыбе и ее
Старшем Брате — Банановой Птице. Мифические супруги обычно относились к одному
виду, но можно встретить Женщину — Морскую Черепаху и ее Мужа-Устрицу. Примечательно,
что по законам мифологической трансформации мифический брак приводил к видовым
превращениям. Так, в результате «брака» с медведицей мужчина приобщался к клану
медведей или превращался в зверя.
Когтистый старик —
Койсынг-Ойка: так, будучи мифическим предком фратрии Пор, именовался медведь в
мифологии манси. Структурно более ранним был образ медведицы: она мать первой
женщины фратрии Пор. Медведицу-родоначальницу убили охотники, взяли маленькую
девочку, ее дочь, и воспитали ее. Такой сюжет встречается в мифологиях мира,
его можно обнаружить в виде яркого пережитка даже в такой развитой мифологии,
как греческая. Охотница Аталанта, участница знаменитой охоты на гигантского
калидонского вепря и похода аргонавтов в Колхиду за золотым руном, была в
детстве оставлена отцом. Девочку вскормила медведица, а воспитали охотники.
Тут любопытен еще один мотив, который прослеживается в более поздних
произведениях, например в известной исландской саге о Ганлауге — Змеином Языке.
Он связан с жестоким обычаем людей первобытных и традиционных культур оставлять
на произвол судьбы «лишних» новорожденных детей. В первобытных мифологиях по
мере эволюции жанра таких детей, становящихся впоследствии выдающимися людьми,
находят и воспитывают звери-предки, старухи, старик со старухой и, наконец, приближенные вождей и королей.
Примечательно еще одно
соприкосновение образов греческой классики с архаическим образом медведя. Так,
созвездия Большой и Малой Медведицы рассматривались, согласно мифологическому
канону, как сын Зевса Аркад, отданный на воспитание нимфе Майе, и его мать,
Калипсо, превращенная Зевсом в Медведицу, чтобы скрыть ее от ревности Геры —
его супруги. Млечный Путь — капли молока из груди этой своенравной богини.
Медведь — покровитель
фратрии Пор — в мифах манси выступает как подлинный культурный герой: от него
люди получают огонь и лук, основополагающие компоненты первобытного культурного
комплекса, связанные с охотничьей добычей и ее реализацией. Если огонь как
достояние человеческой культуры стал известен в Олдувее более 2 миллионов лет
назад, то лук — изобретение людей конца верхнего палеолита.
«Медведь раньше
человеком был. Зато он и теперь понимает язык человеческий... Медведь — это
самый младший у нас, у людей. Я ему буду, скажем, старшая сестра. А мальчика
или мужика медведь считает старшим братом»,— так простодушно, но необычайно
четко передала представление селькупов о медведе в его традиционной форме
женщина-селькупка из юрт Чворовых на реке Нюрольке. У саянских и томских
карагасов, небольшой самодийской народности, в средние века тюркизированиой,
существовали мифические в своей основе легенды о происхождении медведей и
карагасов от двух братьев. Медведь был их Ире — Дедушка. Практиковалось
культовое поедание медвежьего мяса сообща, всем поселком, что являлось
несомненным отзвуком все тех же «медвежьих праздников». Поразительны
традиционные представления о медведе у нганасан: медведи считались самостоятельным
«народом», сильным и смелым, с бытом, сходным с нганасанским, живущим севернее
и охотящимся. Заходить на территорию этого «медвежьего народа» было опасно.
Медведь — постоянный
персонаж традиционной культуры шаманства, выступающий как дух-помощник, хозяин
подземного мира. Его шкура и кости — принадлежности шаманских костюмов,
атрибуты камлания. Так, в шаманских (хотя и мифологизированных) сказаниях
эвенков Медведь выступает Хозяином Подземного Мира мертвых, духом-предком,
который распоряжается душами предков. Иногда он действует в антропозооморфном
облике. По традиционным представлениям котов, медведь также был хозяином
подземного мира. У селькупов он главный дух подземного мира, охраняющий вход в
него. Этнограф Е. Д. Прокофьева описала сеанс камлания в «светлом чуме» у
жителей Тазовской тундры: в процессе камлания, среди прочих манипуляций, шаман
объезжал «вокруг костра на своем мифическом олене, а при камлании в
нижний мир — на медведе».
|