Горностай. Несомненно, в этом звере
природа довела хищника до полного совершенства. Посмотрите на этого
стремительного, гибкого, внимательного зверька! Положите на ладонь его шкурку.
Она почти чистого — царственно белого цвета, лишь самый кончик хвоста угольно
черный — тонкое, изящное утверждение силы эстетического воздействия контраста.
Шерстка у горностая короткая, но очень густая, крепкая. Мездра прочная.
Словом, мех его и прочный, и красивый. Не стоит и говорить, какое это богатство
тайги нашей.
Горностай в
заповеднике встречается часто, его симпатичные, так и хочется сказать — мягкие,
следки можно увидеть и на берегах Байкала, и повсюду в тайге вплоть до подгольцовья.
Ну, а что же
соболь? Ведь горностай только и делает в лесу, что мышей добывает. Как соболь
относится к своему новому конкуренту?
Дело в том,
что горностай очень умело избегает встреч с соболем, он придерживается в
основном таких мест, куда соболь почти не заглядывает, причем прямо под носом
у своего грозного недруга. Это поймы речек, заросшие мелкими кустарниками, приустьевые
участки ключей и ключиков, береговые террасы Байкала, редко посещаемые соболем
участки высоко в горах. Ну, и, кроме того, горностай сравнительно редко
появляется на поверхности снега, редко и мало. Пробежит полсотни метров и
опять под снег, в мышиное царство. Он вполне может укрыться в мышиной норе.
Нравится ему бегать лишь вдоль подмытых реками берегов. Его там почти не видно,
а соболь появляется очень редко — кругозор его намного больше горностаевого,
шире контролируемое пространство во время охоты. В общем, в заповеднике
никогда не видели остатков растерзанного соболем горностая. В долине реки
Кермы я даже видел однажды следы горностая, которые пересек след соболя.
Видимо, соболь и не принимает горностая «всерьез» как конкурента, а тому этого
только и нужно.
Некоторые
представления о плотности заселения горностаем угодий в заповеднике могут дать
следующие данные. На 10
километрах маршрута по разным местообитаниям можно
отметить от 0,25 до 5 следов. Сравнительно много было горностаев в 1957 году,
следы их не только прятались в кустарниках и под нависшими берегами рек, но
зверьки смело пересекали по заснеженному льду открытые пространства рек и озер.
Они появлялись в зимовьях, начисто освобождая их от мышей и полевок.
Весь декабрь
1957 года жил я в зимовье, которое стоит около устья речки Кермы, в северной
части заповедника.
Забросив с
лета туда продукты, я принял все меры, чтобы уберечь их от вездесущих
грызунов, но все же теперь, в конце ноября, подходя к зимовью, стал искать
глазами на снегу следы полевок, которые всегда тянутся к зимовьям с запасами
продуктов. Но вместо мышиных троп я увидел следы горностая. Теперь все в
порядке, подумал я, все в порядке и сохранности!
В зимовье
поселился горностай, мы виделись с ним несколько раз, и зверек почти уже не
боялся меня. Но грызунов не только в зимовье, вокруг на сотни метров почти не
осталось, а мою кашу, суп, консервы есть хищничек не мог и покинул зимовье.
Поздняя осень
иногда выкидывает с горностаями злую шутку. Снега еще нет, а они уже побелели.
Такого беленького зверька в лесу видно очень далеко. Чувствуя это, горностаи
ведут себя особенно скрытно. Но не пропадать же с голоду! И вот горностаи
отчаиваются выходить на охоту и днем. Одного такого мы однажды видели. Бегал
он вдоль глубоко подмытого берега реки Большой. Увидеть его можно было лишь с
одной стороны — с противоположного берега, но он знал, что отсюда мало
опасности — река еще не встала. И мы наблюдали, как горностай промышлял. Он
стремительно мелькал там взад-вперед, исчезая из поля зрения и появляясь
вновь. Время от времени в охотничьем пылу он выскакивал из-под нависшего
берега на галечниковую отмель, но как бы спохватившись, что теперь заметен издалека,
быстро нырял в укрытие.
В такую осень
зайцам, например, еще хуже. Они-то звери все же крупные и потому еще более
заметны.
Для
исследователей поведения животных — этологов— такие случаи очень интересны
потому, что звери раскрывают всю глубину своей этологической пластичности, всю
широту своей приспособленности к среде, в которой живут. У животных изменяется
суточный ритм активности, изменяется поведение и многое другое.
Жизнь
горностая в заповеднике специально не изучалась, но из других районов, благодаря
превосходным исследованиям В. И. Белык и особенно В. А. Кукарцева, о зверьке
этом известно многое. Питается горностай пищей в основном животного
происхождения, главным образом все теми же мышевидными грызунами, хотя не
брезгует и насекомыми, ягодами, грибами. Каким-то образом он умудряется
полакомиться даже рыбой. В. А. Кукарцев наблюдал уникальный случай охоты
горностая за рыбой. Было это на речке Пос-Я, притоке Оби. Горностай устроился
на краю маленькой полыньи и выхватывал с мелководья щучек массой до 163 г.
Установлено,
что за сутки горностай съедает 60-65
г, т. е. до 30% массы своего тела.
Период
спаривания у этих хищников происходит в конце весны — начале лета. Внутриутробно
детеныши развиваются около 10 месяцев и появляются на свет в мае следующего года.
Рождаются детеныши в сухом, теплом убежище где-нибудь в дупле, в пустотах среди
корней деревьев. Подстилка в гнезде состоит из сухих листьев, трав, веточек,
мха. В помете бывает пять-семь и более щенков. Интересно соотношение полов в
горностаевом населении — самцов повсюду больше, чем самок. Уже к зиме молодые
горностайчики достигают размеров взрослых и приобретают все их повадки и
навыки.
В районах,
где на горностая охотятся, продолжительность жизни зверька, по данным В. А.
Кукарцева, составляет чуть более полутора лет, но там же отдельные мудрецы доживают
и до семи лет. На заповедной территории этого малого хищника может схватить
крупная сова, лисица, ястреб-тетеревятник, филин. Но случается это, конечно,
очень редко.
Встречи с
горностаем всегда надолго запоминаются. Белый зверек на белом снегу — почти
невидимка! Только и увидишь пару черных глаз да черный кончик хвоста, и нет
его. Горностай умеет мгновенно скрываться в снегу — остается лишь маленькая дырочка
в нем, он его прошивает насквозь до земли.
Но вот
однажды удалось мне в упор насмотреться на озабоченную, перепуганную
мать-горностаиху. Разыскивая дождевых червей для рыбалки, перевернул я лежащую
на краю небольшой поляны среди лиственничника полусгнившую березу. Она лежала
на лужайке у подножия сухого склона, заросшего кустарниковой березкой.
Под березой
вдоль ее ствола я увидел четыре отверстия, соединенных на глубине 6 — 7 см ходом шириною 5 см. В конце широкого хода
виднелась гнездовая камера, ее верхняя часть касалась нижней кромки березы, когда
она здесь лежала. Гнездо шарообразной формы, внешних размеров приблизительно
13X15 см, внутренних 9ХЮ см, располагалось в соответствующих размеров нише в
земле и было устлано сухой травой.
Из гнезда
мгновенно выскочил горностай и, не появляясь на поверхности, исчез в
противоположном конце хода, сантиметрах в 90 от гнезда. Было видно, как он
последовательно промелькнул во всех четырех отверстиях-колодцах. Я,
разглядывая гнездо, склонился над ним, и в это мгновение горностай проскочил
обратно в гнездо. При этом он слегка высунулся в одно отверстие,
испуганно-злобно фыркнул на меня и, схватив что-то маленькое, беловато-розовое,
скрылся там, откуда только что прибежал, — в конце подземного хода.
Все
дальнейшее произошло в считанные секунды. Как челнок, горностай замелькал
взад-вперед. Схватив крошечного сантиметра в четыре длиной слепого, голого,
беловато-розового детеныша пастью за загривок, горностай быстро относил его в
конец коридора, оставлял там и бежал обратно. При возвращении к гнезду он непременно
высовывался в одно из отверстий и звонко, сердито один раз фыркал прямо мне в
лицо. Я каждый раз, хотя и готовился это выслушать, вздрагивал, настолько
быстро все происходило.
Так
горностаиха промелькнула одиннадцать раз, считал я чисто машинально. В двенадцатый
раз она на глазах у меня уже не из гнезда схватила... мертвую полевку и тоже
унесла ее туда, где оставляла детенышей. Только теперь я обратил внимание на
них. Полевок оставалось еще три. Они лежали рядком в десяти сантиметрах от
гнезда, головами к нему. Это был запас продовольствия. Но за остальными зверек
не прибежал, главное было спасено от страшного врага.
Еще простынут
там, на сырой земле, подумал я, и скорее положил березу на место. Она закрыла
все четыре отверстия. Снова на поляне лежала просто трухлявая валежина, и
никто, кроме меня, не знал, что под ней родились и растут в теплом сухом домике
одиннадцать горностайчиков.
Было это 30
мая, родились они, по-видимому, дня два назад.
|