Парнокопытные
Кабарга. На громадной территории от
правобережья Енисея до берегов Тихого океана, включая остров Сахалин, в
таежных районах скрытно, малозаметно живет этот странный зверь, чем-то похожий
одновременно на кенгуру и на оленя. В далекой родословной кабарги, как
предполагают, была даже жирафа! Но систематики признали кабаргу оленем, только
выделили ее в самостоятельное подсемейство.
О звере этом
мало знают или даже не слышали о нем не только люди, живущие за пределами Восточной
Сибири, но и многие местные жители. Это один из наименее изученных обитателей
тайги. Между тем речь идет не о какой-нибудь крошечной землеройке, а о звере
сравнительно крупном. Масса кабарги достигает 15 кг, а длина тела — 100 см. От других оленей
кабарга отличается многим, в частности, у нее нет рогов, зато у самца из
верхней челюсти высовывается пара длинных — до 8 см — белых и очень острых
клыков — сабелек. Сабельки служат, видимо, тем же целям, что "и рога у
других оленей — выполняют роль турнирного оружия в борьбе за самку в брачный
период.
У самца на
брюхе располагается мускусная железа, секрет которой — мускон — используется в
тибетской медицине как целебное средство, а в нашей парфюмерии как лучший
фиксатор запахов.
Мускон — вещество
группы циклических кетонов, жидкость, кипящая при температуре 143°. В содержимом
железы мускона не более 3%, т. е. около 1,5г. Запах его очень стоек. Наше
обоняние к запаху мускона, молекула которого имеет форму диска, очень чувствительно.
Подсчитано, что человеческому обонянию, чтобы уловить запах мускуса кабарги,
требуется в 12 тыс. раз меньше его молекул, чем молекул пахучего вещества американского
скунса. А активное начало пахучего вещества скунса — этил-меркаптан— ощущается
нашим носом при вдыхании всего лишь 0,000 000 000 000 002 г!
Стойкость
запаха мускуса кабарги можно представить на таком примере. Шестьсот лет назад
в Иране была построена мечеть. В состав, цементирующий ее камни, был добавлен
мускус. Мечеть именуется «душистой», стены ее и до сих под издают «священный»
запах, укрепляя веру во всемогущество аллаха.
Мускус
кабарги идет на экспорт, закупают его главным образом страны Востока.
Мускусная
железа кабарги известна с глубокой древности. Первое дошедшее до нас известие о
ней обнаружил Р. Беркман в одной старой книге, переведенной в XI веке на греческий
язык. О мускусе еще в V веке знал Евсевий Иероним, церковный писатель, родом
из Далмации, автор латинского перевода Библии. Арабскими врачами глубокой
древности (а не тибетскими медиками, как полагают) мускус был введен в
употребление как лечебное средство народной медицины, о нем среди прочих
заморских диковинок упоминал знаменитый венецианский купец-путешественник
Марко Поло.
Ареал кабарги
очень мозаичен — состоит из бесчисленных пятен различной площади от десятка
гектаров до сотен их. Бывает, что такие участки совершенно изолированы от соседних
— животные не переходят из одних в другие. Такие есть, например, в долине реки
Большой. Расстояние между ними 10—12 км, и за несколько лет наблюдений мы ни
разу не видели следов кабарги на пространстве между этими двумя обитаемыми
участками.
На территории
заповедника наиболее обычна кабарга на гривах мысов, сбегающих к Байкалу, но
нередка и в глубине гор. Так, однажды обнаружил я довольно много кабарги в
районе таежного озера, которое мы назвали Скрытым. Звери держались в
труднопроходимых для человека мощных завалах.
Здесь
пролетел когда-то сильный ветер. Он повалил на склоне полосой могучие кедры,
сосны и лиственницы, которые лежат вершинами на юго-восток, ветер, значит,
рванул с северо-запада.
Грива, на
которой зимуют кабарги в этих завалах, отделена от Куркавкинско-Керминского
горного массива узкой —300 м —падью. Эту гриву-возвышенность мы назвали
Кабарожьей гривой.
На вершине
здесь высокоствольный кедровник с примесью сосны и лиственницы, а у подножия
помимо кедра растут ели и пихты. В подлеске кедровый стланик, ольха, жимолость,
кустики рододендрона даурского. Вместе с упавшими деревьями все это очень
сильно затеняет участок, на котором кабарги чувствуют себя превосходно. По
упавшим или склоненным деревьям звери поднимаются над поверхностью снега,
доставая древесные лишайники с большей высоты, расширяя таким образом свою
кормовую базу.
Обширное
Таркуликско-Сосновское междуречье, подобно Давшинско-Большереченскому,
разрывает прибрежный Байкалу участок обитания кабарги в южной части
Баргузинского заповедника.
Основу
питания кабарги составляют лишайники, растущие на деревьях, ягель, побеги трав
и кустарников. В темнохвойных лесах высокоснежных районов питается кабарга в основном
бородатыми лишайниками. Они свисают с деревьев, похожие на длинные космы зеленых
водорослей. Но кабарга не влезает за ними на деревья, она срывает их со стволов
на доступной высоте, иногда вставая на задние ноги и опираясь о ствол
передними. В самых темных и старых лесах с массой колодника и валежника в
доступной для кабарги зоне запас таких кормов может достигать 6 т на 1000 га.
Мы
определили, что за сутки кабарга обкусывает до 200 и более кустиков лишайника.
Причем от одно го кустика зверь откусывает очень мало корма — редко больше 1 г. Долгое время было
непонятно, почему зверь берет так мало корма с одного места и идет дальше,
ведь есть участки, где, почти не сходя с места, кабарга могла бы наесться
досыта. Лишь позднее стало ясно, что это одна из главных повадок, благодаря
которым кабарга может жить в высоких снегах. Зверь оставляет еду как бы «про
запас». Нетронутый лишайник он съедает в другой раз, но и то не весь. А след в
снегу уже проложен, «дорога» есть. Эта деталь поведения дает кабарге
возможность избегать лишних затрат энергии на преодоление снегов. Кроме того,
лишайник растет очень медленно, и если кабарга дочиста объедала бы его с каждого
дерева, она могла бы лишить себя кормов на данном участке.
Любопытно,
что эта черта поведения присуща, по-видимому, многим и разным зверям, т. е. ее
можно считать экологической закономерностью. Вспоминаются наблюдения Антуана
де Сент-Экзюпери, потерпевшего аварию в пустыне, за фенеком — пустынной лисичкой:
«Мой фенек останавливается не у каждого кустика. Он пренебрегает некоторыми из
них, хотя они и увешаны улитками... К другим приближается, но не опустошает их:
возьмет две-три ракушки и переходит в другой ресторан. Что он — играет с голодом?..
Если бы фенек утолял голод у первого же кустика, он бы в два-три приема очистил
его от живого груза. И так от кустика к кустику он полностью уничтожил бы свой
питомник... не стало бы улиток— не стало бы и фенеков».
В течение
зимы кабарги все реже подходят к стволам деревьев, а подбирают лишайники,
лежащие на поверхности снега. Это то, что сбивают падающая кухта и ветер.
Благодаря ветру и кухте запас кормов на одном и том же участке пополняется.
Кабарга постоянно передвигается по своим следам, подбирая опавший лишайник, и
вскоре возникают кормовые тропинки.
Тропинки —
неотъемлемая черта местообитания кабарги, и бывают они не только зимой, но и
летом. Обычно они тянутся по вершине гривы, вдоль речных террас, пересекают
седловины грив.
Очень
своеобразно кабарга передвигается: она либо идет мягким крадущимся шагом, либо
мелькает резкими, частыми прыжками. Кабарга живет обычно в очень захламленных
местах, где при спасении от хищника необходима особенная маневренность; она в
этом достигла изумительного совершенства. Зверь на прыжке все ноги ставит в
одну точку, из одной всеми одновременно и отталкивается. Благодаря этому, уже в
прыжке кабарга способна изменять в плоскости продольную ось тела и приземляться
даже поперек направления отталкивания. Чтобы не перевернуться при этом, зверь
сильно наклоняет тело вбок. При таком повороте в воздухе, приземлившись,
кабарга уже оказывается головой поперек линии своего хода и, не теряя времени
на разворот, может мчаться в другом направлении. Нетрудно представить себе,
что выделывает кабарга на таком стремительном ходу в лесу, заваленном буреломом,
глыбами камня. Но от четвероногих хищников кабарга спасается не только
скоростью и маневренностью своего хода; при острой необходимости она становится
скалолазом. Зверь по едва заметным карнизам взбирается на скалу и замирает
где-нибудь на середине ее почти отвесной стенки. Здесь кабарга стоит как
изваяние, следя лишь плавными движениями головы за неистово лающей в двух-трех
метрах собакой, которая едва не разрывается на части от бессилия достать
жертву.
Кабарга —
зверь очень быстрый, он так надеется на скорость и маневренность своего хода,
что иногда допускает человека, давно обнаружив и разглядев его, на 40—50 м.
Затем кабарга тремя-четырьмя прыжками столь быстро исчезает из поля зрения,
что, бывает, стоишь и соображаешь: видел кого или показалось?
Ночью зверь
совсем в себе уверен. Как-то летом в один из ночных своих маршрутов на
Восточном Саяне, стараясь идти бесшумно, медленно шел я по звериной тропинке.
Яркое звездное небо немного освещало спящую тайгу, и метра на три-четыре
кое-что можно было разглядеть. Но шел я «слухом»— прослушивая окружающее
пространство на ходу и при частых остановках.
Вскоре в
нескольких метрах в стороне от тропинки стал слышен легкий шелестящий шорох,
как будто легонько подергивают лежащую на столе газету. Напрягая зрение и еще
немного продвинувшись, я разглядел силуэт кабарги. Зверь стоял на толстой валежине
и, изредка перешагивая по ней, срывал растущие на стволе листостебельные
лишайники. Ночная прохлада легонько толкнула от меня запах, и кабарга, даже не
успев поднять голову, пулей слетела с валежины. Зверь не растаял в темноте, не
растворился— его просто мгновенно не стало, а в следующий миг уже метрах в 30
послышалось его перепуганное фырканье.
Великолепно
чутье кабарги! В ходе моих исследований мне потребовались хорошие фотографии
кабарги, но снять зверька никак не удавалось. И вот однажды я обнаружил на
вершине гривы довольно торную тропинку кабарги. Придя сюда приблизительно за
час до рассвета, я прислонился спиной к камню, покрытом) толстой подушкой мха,
и затаился. Я сидел так тихо, что был уверен — кабарга наступит на меня, но не
обнаружит и утром я получу, наконец, долгожданный снимок.
И вот на
востоке над зубчатыми вершинами хребтов заалела полоска. Она все расширялась,
и от нее в лесу становилось светлее. Сумерки быстро сползали со склонов в распадки,
потянуло утренней прохладой. У подножия склона внизу подо мною тихо струилась полоска
дыма от моего костра, вдали над таежными озерами и старицами появились белые
пятна тумана. Вдруг справа от меня в торжественной тишине рождающегося утра
громко и, как мне показалось, насмешливо кто-то фыркнул—«ффык!» Кабарга учуяла
меня и на этот раз. Потом было слышно, как зверь несколько раз попрыгал на
месте и резко замер, прислушиваясь. Видимо, зверей неопределенность тяготит
не меньше, чем людей, и они стараются скорее все выяснить. А для этого лучшим
является шумовой эффект — если хищник, он подумает, что добыча побежала, и
бросится догонять, т. е. сразу себя обнаружит. Так, между прочим, поступают и
изюбры, и косули, и некоторые другие звери.
Кабарга —
зверь во всем настолько необычный, что у нее, единственной из оленей, даже пора
любви приходится на суровое морозное время—-конец ноября—декабрь. Рождаются
кабаржата в мае — июне, один, два и очень редко три у одной матери. Крошечные пестренькие
детеныши прячутся столь умело, они так хорошо раскрашены под буроватый или
темно-серый фон лесного полога, что в природе видели их чрезвычайно редко, не
то, что козулят, например. В науке известен лишь один случай нахождения
новорожденного детеныша кабарги в природе.
На крик,
имитирующий крик детеныша кабарги, прибегают не только самки, но и самцы. Но
участвуют ли они каким-либо образом в «воспитании» молодых — неизвестно.
|